"Все, что не убивает нас, делает нас сильнее. Злее. Циничнее. Лучше бы убило" (с)
команда Робин Гудов (мини 2 левел)
читать дальшеНазвание: Второй шанс
Автор: Аккара
Бета: fandom Robin Hood 2014
Канон: Robin Hood BBC
Размер: мини, 3084 слова
Персонажи: Гай Гисборн, Робин Гуд, Мач, Джак, Мэриан Найтон, шериф Вейзи
Категория: джен
Жанр: мистика, ангст, приключения, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: пусть война и проиграна, и через несколько дней в Ноттингем прибудут войска принца Джона, но в этой маленькой битве они победили, а потом — потом они разберутся со всем
Примечаени/Предупреждение: АУ, мистика, болезнь Гая мистического свойства.
Впервые Гай увидел ее в середине лета. Пресвятая Дева, как она была хороша! Белоснежная, словно утренний туман, кобыла вышагивала, горделиво вскинув по-щучьему узкую голову и высоко поднимая ноги. Она будто танцевала в первых лучах солнца под слышную лишь ей одной музыку, черные ноздри раздувались, в темных глазах отражались блики заходящего солнца. Она то поднималась на дыбы, то мчалась галопом по полю, то вдруг резко останавливалась, чтобы тут же отпрыгнуть в сторону. Тут и простак залюбуется и невольно подумает о баснословной сумме, в которую счастливому владельцу обошлась эта кобылка. А Гай простаком не был и прекрасно понимал, сколько такая лошадь могла стоить, как понимал и то, что ни у кого из крестьян отродясь не водилось таких денег.
Ближе к осени даже леди Мэриан, которая мало обращала внимания на то, чем занят ее жених, и где он пропадает, встревожилась. Слухи о том, что Гай Гисборн охотится на призрак, достигли Ноттингема. Правда, одни только стражники, посмеиваясь, считали предмет страсти Гисборна призраком. Крестьяне называли кобылу воплощением Эпоны, матери всех лошадей, богини-покровительницы лекарей.
— Накажет его богиня, ох как накажет, — шептались торговки и плевали вслед Гисборну, проходившему мимо них с отсутствующим видом. Он не замечал ни плевков, ни проклятий.
— Гиззи! Чего расселся, сейчас ребята придут. Вали подальше от костра, это только я такой небрезгливый да еще Робин, остальные, знаешь, рядом с тобой находиться не желают.
Мач улыбался — неприятно, нехорошо. Гай уже привык к этой усмешке и к пренебрежительному "Гиззи"; ни то, ни другое не вызывало у него раздражения. По крайней мере, Мач его не жалел. Дразнил, мог пнуть или толкнуть, ненавидел люто, и за эту ненависть Гай был оруженосцу Робина благодарен. Невыносимо, когда тебя, гордого рыцаря, начинает жалеть горстка полуголодных чумазых крестьян. Невыносимо видеть, как Джак протягивает ему кружку с целебным отваром, но сама старается не глядеть в пока еще не покрытое страшными пятнами лицо. Невыносимо смотреть в глаза Робину. Он сочувствовал Гаю, ему было искренне жаль, он хотел бы все исправить — но не мог. Единственное, что было в силах вожака разбойников — это дать ему приют в лесу. Не прогнать от костра, не отшатнуться, как сделали все, кому Гай хоть как-то доверял.
— А ведь тебя же похоронили, Гиззи. Много народу было на похоронах? Ты так и не рассказал, — Мач уселся в сторонке и принялся зачищать заготовки под стрелы, насмешливо поглядывая в сторону Гая. — Небось и гроб бархатом обили, и невеста плакала. Только вот что-то недолго она проплакала, птичка наша, леди Мэриан. Уже вовсю перед Робином хвостом крутит. Не ревнуешь?
Гай покачал головой. Он мало говорил — не потому, что гордость не позволяла, а потому, что голос уже не принадлежал ему. Каждое слово давалось с трудом и болью, в горло будто насыпали толченого стекла, которое кололо острыми иглами, резало, царапалось.
— Робин говорил, что похороны удались на славу. А поминальный ужин и того лучше.
Гай неожиданно развеселился. Мач удивленно смотрел, как кривились его губы в подобии прежней кривой ухмылки, когда он тяжело выплевывал слово за словом:
— Вот где был весь цвет. В серебре и золоте. Зря Робин не посетил великое собрание. Зря оказался таким порядочным.
— А знаешь, он и правда очень порядочный, — Мач сдул с заготовки древесную стружку. — Честь у него, совесть. Понимает, что в первую голову пострадают его крестьяне невинные, если он сам до шерифа доберется. Так бы уже давно этого мерзкого старикана порешил.
Гай кивнул, уставившись на свои руки, перебинтованные грязными тряпками:
— Знаю.
Разговор прервали голоса – разбойники вернулись с вылазки. Скоро у костра станет шумно и весело. Гай же обычно уходил под дальние деревья, ближе к лошадям. Они единственные его не сторонились, не боялись. Выпрашивали ломоть хлеба или еще какое угощение, трогали мягкими губами, фыркали в ухо, и дела им не было до того, что он живой труп. Кто бы мог подумать, что славный рыцарь будет ходить за лошадьми лесных бродяг, чесать им жесткие гривы и выбирать репьи из хвостов. Гай часто ловил себя на мысли, что на самом деле ему это нравится — нравится куда больше, чем война, убийства и всякие интриги. Да, неисповедимы пути...
Ближе к ночи, когда костер прогорел, а люди разошлись на ночлег, к Гаю явился Робин — с миской похлебки, куском хлеба и кружкой целебного отвара. Джак поручила эту миссию ему — что ж, этого стоило ожидать. Нервы у девчонки крепкие, как корабельные канаты, но она знала, что проказа заразна, и не хотела рисковать здоровьем будущего ребенка.
— Ты нас сторонишься? — Робин выглядел обиженным. Смешно — словно время потекло вспять и перед Гаем снова тот десятилетний мальчишка с луком в руках, лучший стрелок на всем свете. Тот, что купался во всеобщем обожании и не понимал, как можно намеренно избегать его общества. Вот уж не думал Гай, что его желание побыть в одиночестве может быть истолковано именно так. "Сторонишься", надо же! Сказать прокаженному, что он сам намеренно сторонится общества!
— Или тебе Мач наговорил чего? Я ему скажу!
— Угомонись, — Гай принял миску и кусок хлеба, мелко накрошил в жидкое варево и не спеша принялся за еду. — Ничего он мне не сказал такого, о чем я и сам бы не знал.
И все же, не удержавшись, спросил:
— Джак не пришла, потому что начала бояться?
Робин покачал головой и усмехнулся:
— Нет, сочла, что нам с тобой есть о чем поговорить, Гай.
Он уже давно звал его по имени, а Гай все никак не мог пересилить себя. Не мог назвать еще не друга, но уже и не врага — "Робин".
— Дело же в Мэриан? — Робин стал неожиданно серьезен. — Я...
Гай не смотрел ему в лицо, молча подбирая хлебной коркой густое варево из миски. А Робин ждал ответа. Гаю слишком хорошо был знаком этот упрямый взгляд, и он понимал, что Робин не уйдет, пока не добьется своего. Так что пришлось отвечать.
— Нет. Давно уже нет. Я мертв, Гуд, она теперь свободная женщина. Вправе выбирать, с кем встречаться и кого любить.
А вот была ли любовь? Гай подумал, что любовью их противостояние с Мэриан и назвать-то было сложно. Она, своенравная, капризная, привыкла быть в центре событий. Свободная, как та белая лошадь, что принесла Гаю только несчастье. Увидев ее, он понял, что Мэриан — самый желанный приз, а когда не получилось добиться лаской и подарками, использовал шантаж и грубость. И, тем не менее, она не уходила. Их отношения все тянулись и тянулись, напоминая затейливый и довольно бессмысленный танец. Шаг вперед — она отходит, он отступает — она делает шаг к нему.
— Иди спать, Гуд. Иди спать.
Утром Робина разбудили смех и крики. Его друзья дурачились, словно малые дети, и он подумал, что день, начавшийся с веселья, будет добрым.
Однако добрым день быть перестал почти сразу после завтрака. Гай исчез. Пропал, словно растворился в лесной чаще. Лошади были на месте, его нехитрые пожитки тоже, а вот он сам...
— Ушел ночью и оружие забрал, — Джак, покачав головой, посмотрела на Робина, а потом перевела взгляд на Мача. Тот поднял руки, словно защищаясь:
— Эй! Что вы на меня смотрите, не трогал я Гиза! И не выгонял! Ну, подумаешь, ушел прокаженный, эка беда, без него лучше. Что вы так переполошились? Еще несколько месяцев, и нам пришлось бы его смердящий труп прикопать где-нибудь у старых шахт, так его туда еще отнести нужно! Кто потащит? Ты, Робин? Ты, Джак, а, может, ты, Джон? — он по очереди ткнул в каждого. — Нет, Джон и так боится, ты, Робин, сочтешь это ниже своего достоинства, а ты, Джак, носишь под сердцем ребенка! И кто остается? Я да Уилл. А нам оно надо?
Робин, ни говоря ни слова, ударил Мача. В первый раз он поднял руку на того, с кем прошел огонь и воду, того, кто прикрывал ему спину в бою и подставлял плечо. От язвительности Мача не осталось и следа — он по-настоящему испугался. Впрочем, было чего испугаться. Сейчас Робин ни капли не походил на того обаятельного парня, защитника слабых, рыцаря до мозга костей, каким его знали друзья. Мач всегда относился к нему немного снисходительно. Как же, Робин — создание возвышенное, хоть и крестоносец, который едва ли не купался в сарацинской крови. Один пропадет, его защищать нужно, беречь, кормить... Кто он без верного оруженосца? Да никто! Мач был свято уверен, что историю за спинами господ вершат слуги и что слуги же направляют господ. Только вот сейчас, растянувшись на палой листве, Мач впервые начал осознавать, что всему есть предел, и что Робин долго терпел не потому, что уважал мнение оруженосца, а потому, что не хотел обижать его.
Куда направился Гай, не составило труда выяснить. В замок, конечно же. Робин и не думал, что Гай слушает их разговоры и все запоминает. И про подземный ход, которым разбойники собиралась попасть в Ноттингем, минуя охрану, и обчистить казну шерифа. И про то, что план был провальным. Незаметно войти они бы смогли, а вот выйти... Но Гай-то и не рассчитывал вернуться оттуда живым.
"Ох, Мач, Мач, что ты наделал, о чем ты думал, отпуская Гисборна на верную смерть? О том, что все только вздохнут с облегчением, убедившись, что один скорпион ужалил другого? Хотел как лучше, получилось как обычно".
— Гая нужно остановить, — Робин, забросив за спину колчан со стрелами и перехватив лук, взлетел в седло быстрее, чем друзья успели возразить.
В памяти всплыл тот, самый первый разговор. Робин наткнулся на Гая в лесу. Рыцарь, завернувшись в плащ, стоял на обрыве и смотрел вниз, в темные воды Трента, словно размышляя, прыгнуть ему или все же отступить. Робин тогда не размышлял ни секунды. Он схватил Гая за пояс, когда тот уже сделал шаг вперед, и они вдвоем покатились по мокрой от дождя листве.
Гай разбил ему губу и бровь, синяки потом сходили дюжину дней. Робин, не оставшись в долгу, своротил Гаю породистый нос, и Джак ругала обоих, врачуя их раны. Даже странно — это была их первая и последняя драка. Вражда утихла, словно Гай и правда умер, а вместо него появился совсем другой человек — мягче, спокойнее. Этот новый Гай знал массу интересного, хорошо ладил с животными, мог и умел рассказывать о лошадях бесконечно. Только вот с людьми он по-прежнему не уживался. Волк в своре охотничьих собак. Вроде и тоже собака, да только совсем чужая, чуждая.
В ту первую ночь они говорили долго, и Гай рассказал все — то ли потому, что Робин не пожалел выпивки, то ли потому, что держать в себе накопившуюся боль уже не было сил. Рассказал про белую лошадь, про то, что хотел поймать ее и подарить Мэриан — лошадь, достойную леди, прекрасную, как она сама. И про то, как не смог добиться любви женщины, которая заявила, что любит другого, и, разозлившись, едва не лишил ее жизни, унизил и оскорбил. И про то, как стрелял в красавицу-кобылу, потому что гнев требовал выхода. А еще рассказал про знахарку, в чьем доме увидел свою стрелу. Она помогла раненой лошади, залечила рану, а стрелу оставила, то ли по рассеянности, то ли назло. Гай решил, что назло, тогда он думал именно так, потому что ярость затопила его, словно черная бурлящая смола, раскаленным потоком выжигая все человеческое.
— Она прокляла меня перед смертью. Назвала нелюдем. Сказала, что не место такому, как я, среди людей, и что все отвернутся от меня. И она была права. Действительно — нелюдь. Раскаяния я тогда не чувствовал, вообще ничего не чувствовал, кроме гнева и злости.
Робин тогда промолчал. Искать такому поступку оправдание? Нет, оправдания таким вещам найти нельзя. Но Гай пожалел, — пусть и поздно, пусть это не вернет ту женщину, — пожалел о содеянном зле, а значит кидать в него камни, когда он и так наказан, недостойно.
Странно — Мэриан говорила, что видит в Гае хорошее, а Робин не верил. Но вот сейчас хорошее в нем видит Робин, а Мэриан поступила так же, как мать Гая. История сделала виток, и все вернулось на круги своя. И снова Локсли, красивая женщина и Гисборн. Снова этот треугольник, только вот Гай оставил борьбу, и Робин последовал его примеру. Женщина не стоит любви, если слова "в горе и в радости, в болезни и в здравии" остаются для нее только красивой свадебной клятвой.
Как Робин ни спешил, он все равно не успел. Гай был уже в замке, и ему осталось только безмолвно взвыть, глядя в отваленный от входа в подземелье камень и пустой черный коридор впереди. Идти туда, вмешаться — значит поставить под угрозу не только свою жизнь, но и жизни людей, зависящих от него. Гай не знал, что сказала перед смертью сестра шерифа, не знал, что, если Вейзи умрет, от Ноттингема не останется камня на камне — такое слово принц Джон держать умеет. И если Робин появится в замке, принцу Джону непременно доложат — нет, не о прокаженном, а о нем, о Робин Гуде, о графе Хантингтоне, который не внял предупреждению. Но остаться, не вмешиваться, позволить Гаю самому сделать грязную работу — значит предать друга.
— Друга? Ты о ком? — навстречу Робину из темноты вышла Мэриан. Этот ход она ему и показала — поскольку сама часто использовала его, чтобы незамеченной покидать замок. "Ночной Дозорный", очень в ее стиле. Нарядиться в мужскую одежду, взять в руки лук и нести добро во имя справедливости. Смелая Мэриан, смелая и безрассудная девчонка. Робин невольно улыбнулся, оглядывая стройную фигурку, затянутую в серое с серебром.
— Гай. Гай Гисборн, — он даже не стал спрашивать, что она делает в столь поздний час у потайного хода. — Помнишь его?
Мэриан помрачнела, но взгляда не отвела:
— Помню. Он умер. Ты разве не слышал эту печальную историю? Но... — она обвила его шею руками, потянулась за поцелуем, — ты жив, и я жива, и он нам не мешает. Больше не мешает. Робин, ты так давно не приходил, тебя так долго не было, я вся извелась...
Договорить он ей не дал. Отстранился. Оторвал от себя, отступил на шаг:
— Нет.
— Нет? — еще несколько секунд она улыбалась, натянуто, обиженно, сочтя это "нет" неудачной шуткой. Но Робин молчал, разрываясь между тем, чтобы развернуться и пуститься бежать по коридору — или остаться и сказать ей, что больше не чувствует той страсти, того влечения, той любви, которая была между ними.
Но долго выбирать ему не пришлось. В замке замелькали огни, послышалось бряцанье железа, загомонили люди. Робин, оттолкнув Мэриан, пронесся по коридору, едва успев нырнуть под опускающуюся решетку, отсекающую катакомбы от лестницы наверх.
Гай все-таки не сумел остаться незамеченным. Плохо.
— Ты все равно покойник, — Робин, проскользнув на галерею, увидел внутренний двор. Гай был там, люди шерифа, ощерившись алебардами, держали его на расстоянии. Прикоснуться к проклятому не решился никто, но и он сам не мог ни до кого дотянуться мечом. Вейзи, чувствуя себя в безопасности за спинами стражников, издевательски улыбался. — Скажи, мальчик мой, что же натолкнуло тебя на мысль вернуться? Обида? Ну, так что я могу сделать, — он шутовски развел руки в стороны и поклонился, — не я причина твоей болезни. Ты думал, что я оставлю тебя на прежней должности и буду делить с тобой стол и кров? Глупо, я тебе не родня. Впрочем, даже был бы родней — не стал бы так рисковать.
Гай молчал, и Робин понял, что он выбирает момент. Это движение Робин видел не раз: как рыцарь коротко встряхивает кистью, как из широкого рукава рубахи, из пристегнутых к запястью ножен в ладонь ложится острый клинок, а потом еще одно, короткое, точное и почти неуловимое движение — и вот уже смертоносная сталь летит в центр мишени. Он ведь часто так делал, Гисборн. С того самого момента, как попал в лагерь, как попросил у Джак ее ножи, он тренировался. Не Робин убедил его жить, но Робин предложил цель, ради которой стоило жить.
Время замедлилось, Робину казалось, что оно совсем остановилось. Он видел, как Гай все же улучил мгновение для единственного броска, видел, как глаза Вейзи потрясенно выпучились. А потом шериф схватился за горло, захрипел и повалился на каменные плиты. Стража, лишившись указующего перста, в замешательстве замерла. Гай отступил и, развернувшись, кинулся бежать. Его не преследовали.
— Робин Гуд! — крик стражника вновь запустил время. — Шерифа убил Робин Гуд!
Нет, Робина не заметили, но для всех, кто был во дворе и не помешал покойнику убить Вейзи, рассказать, что это сделал Гисборн, значило признать его живым. Признать, что не ходячий труп бродит по Шервуду, а живой человек, которого выбросили, как ненужный мусор. И что на месте Гисборна вполне может оказаться любой из них.
Робин, чертыхнувшись, последовал за Гаем. Догнал он его уже у решетки. Гай выглядел так, что на него страшно было смотреть. Он еле стоял на ногах, и Робину пришлось подставить ему плечо.
— Какого черта, Гуд! Ты что тут делаешь? — он не говорил, хрипел. — Ненормальный щенок! Беги отсюда!
Робин только коротко хмыкнул и потащил Гая по коридору. Они выбрались, Вейзи мертв, и как бы дальше ни сложилось, они победили. Пусть война и проиграна, и через несколько дней в Ноттингем прибудут войска принца Джона, но в этой маленькой битве они победили, а потом — потом они разберутся со всем!
Они добрались до лошадей, и Робин почти поверил, что им удалось уйти. Почти — потому что увидел, как расширились глаза Гая, понял, что тот увидел опасность, но не успел сказать...
Не успел?..
Робин почувствовал рывок, и тяжелое тело дернулось в его руках. Гая швырнуло вперед, но Робин все же успел его поймать за секунду до падения. Под левой лопаткой рыцаря торчала стрела. А тот, точнее, та, что послала эту стрелу, стояла в пяти шагах от них.
— Мэриан...
Вот кого увидел Гай. Робин стоял к ней спиной и не заметил, как Мэриан целила в него. Единственное, что успел сделать Гай, это поменяться с ним местами. Развернуть, защищая Робина собой, принять посланную стрелу.
— Зачем? — он все еще не верил, что она способна была выстрелить в него. Не верил, что она всерьез хотела его убить. — Мэриан... почему?
Она уже клала на тетиву новую стрелу:
— Потому что я думаю о людях, Робин. Потому что будет много жертв. Принц Джон сотрет здесь все с лица земли. Скоро тут воцарится ад... если только не предъявить ему тело убийцы шерифа. Ничего личного.
И правда, ничего личного. Поступила бы она так же, если бы он четверть часа назад не сказал, что между ними все кончено? Робин хотел спросить, но...
Белое. Все такое белое и чистое. И пахнет горькой полынью, холодит мята. Рай это или преддверье ада? Может быть, именно сюда, в это место, где нет ничего, кроме белого тумана, попадают все грешники? Растворяются в нем, растворяются и исчезают.
Гай Гисборн лежал в этом белом мареве и думал, что ему все же удалось спасти этого бестолкового мальчишку. Удалось сделать напоследок что-то хорошее и, возможно, Гуд... нет, Робин когда-нибудь, рассказывая внукам о славном разбойнике Робин Гуде, упомянет и Гая Гисборна, который, в общем, тоже был неплохим парнем.
Гай улыбался. На душе было легко, светло, и смерть ему не казалась такой уж страшной штукой. А потом его лба коснулись мягкие лошадиные губы.
— Ты готов?
— Готов, — он поднялся с земли и погладил белоснежную лошадь по крутой шее.
— Идем, рыцарь.
Они шли сквозь туман, через лес, удаляясь от странного темного замка, теней мужчины и женщины, огней и криков.
— Сэр Гай! Сэр Гай! — окрик оруженосца вывел Гисборна из оцепенения. Он зевнул, выпрямился в седле и тряхнул головой. — Ноттингем! Мы почти приехали!
По полю пронеслась белоснежная кобылица. Гай улыбнулся, подобрал поводья и пустил коня галопом.
— Не каждому дается второй шанс. Обещаю, что этот я использую с толком.
До встречи с Робином Локсли, графом Хантингтоном, оставалось всего ничего. Четыре зимы и три лета.
Название: Почтовый голубь
Автор: Аккара
Бета: fandom Robin Hood 2014
Канон: Robin Hood BBC
Размер: мини, 1118 слов
Персонажи: Гай Гисборн, шериф Вейзи и корень зла в лице Робина Гуда
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: если садишься играть в кости с Робином Гудом, уточняй ставки, а то может получиться как обычно, а не как хотелось бы
Примечание: автор знает, что в английском языке нет специальной формы обращения в письменной речи от мужского лица, но ради сюжета несколько погрешил против истины
Гай терпеть не мог зиму. Холодно, мерзко, скользко. Ночью брехливым псам вторят перебравшиеся поближе к людям волки. Только те не брешут, а поднимают вой. И так на душе мерзко, а тут еще их рулады при полной луне. Самому впору завыть, жалуясь на несчастную судьбу, пославшую такого брата, пусть и сводного. Однако родню не выбирают.
Гай трясся в седле и обдумывал, что же он скажет Робину. Если честно, сказать Гаю было что, и не высоким штилем, а банальной площадной бранью, да такой, что любой крестоносец обзавидуется. Впрочем, он был уверен, что вожак разбойной братии, он же легенда Англии, перво-наперво расхохочется ему в лицо и скажет, что так и знал!
Еще бы он не знал... Чья идея была, спрашивается?
Все началось осенью, когда Гай, не иначе как спьяну, сел играть в кости со сводным братом, не договорившись заранее о ставке. Вечное невезение не изменило ему: мало того, что проиграл, так еще и отрабатывать проигрыш Робин его заставил так, что впору за голову схватиться. Но уговор есть уговор, деваться было некуда, и Гай согласился поработать почтовым голубем. В смысле, подбрасывать шерифу некие письма. Что было в письмах, Гай не представлял. Но, судя по изящным виньеткам почерка, явно стилизованного под женский, и убийственному аромату духов (он предпочитал не думать о том, где Робин их брал в своем лесу), вряд ли это были анонимные угрозы.
Первое письмо Вейзи нашел под дверью своих покоев. Он тут же вызвал Гая и, глядя ему в глаза, спросил, не в курсе ли тот, кто принес сие послание и что это вообще такое.
Гай протянул руку за письмом и невинно поинтересовался, можно ли прочесть, прежде чем делать какие-либо выводы. Шериф письмо не отдал, видимо ожидал другой реакции — например, уверений, что он, Гай Гисборн, видит эту бумажку впервые в жизни. На том дело и закончилось. Содержание письма так и осталось для Гая тайной.
С тех пор прошло уже три месяца. Гай отвез из Шервуда в замок не меньше трех десятков писем. Вейзи ждал каждого с нетерпением, а ему приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы незаметно подбросить их и при этом не попасться. Шериф с поистине маниакальной настойчивостью пытался вычислить автора этих эпистол.
Все было хорошо, пока Вейзи играл в сыщика, допрашивал слуг, стражников и леди Мэриан, а Робин, пользуясь тем, что его бурная энергия направлена в другое русло, преспокойно занимался своими делами. Но сегодня все пошло не так. Исчерпав возможные места, где можно оставить письмо, чтобы на него наткнулся сам шериф, а не кто-то из слуг, Гай проник в спальню Вейзи.
Сложенное квадратом письмо он водрузил на подушку, вынул из кармана склянку с духами, позаимствованную у Мэриан (без спроса, конечно же), и щедро полил ими и подушку, и конверт. Он уже собирался уходить, и даже дошел до двери, еще несколько шагов — и все позади. Но удача оказалась дамой капризной и показала Гаю свой непривлекательный тыл. Он нос к носу столкнулся с шерифом. Ладно, не нос к носу, разница в росте у них все же была в целую голову.
— Гисборн? — Вейзи втолкнул Гая обратно в спальню. — Что ты здесь делаешь?
Ответа на этот вопрос у Гая не было. Встреча получилось слишком неожиданной, а пути к отступлению он не продумал, как-то в голову не приходило.
— Я...тут... вас искал.
— Ты меня тут искал, пять минут назад расставшись со мной внизу? И чем это так воняет?
Гай замялся и попятился к кровати, пытаясь закрыть спиной место преступления. Вейзи просчитал маневр и, опередив его, подхватил с подушки конверт. — Так... значит, это ты! Говори, кто подбил тебя на такую мерзость!
Гай сглотнул. Во-первых, он понятия не имел, что там в письме, поскольку, будучи человеком порядочным, ни одного не читал. Во-вторых, судя по взгляду Вейзи, ничего хорошего ему не светило независимо от варианта ответа. Шериф славился мстительностью, он и за мелкие проступки мог наказать так, что мало не покажется, а за то, что его водили за нос почти четверть года, мог и убить. Впрочем, что бы там ни было, Гай мог признаться в том, что передавал письма, но тогда шериф прицепился бы с вопросами, от кого он получал послания и почему до сих пор молчал. Выдавать Гуда в планы Гая не входило, брат все-таки, хоть и сводный.
— Это я! — неожиданно для самого себя выпалил Гай и якобы от избытка чувств прижал руку к сердцу — Я писал эти письма, потому что...
— Ты... что, в меня влюблен? — уточнил Вейзи, распечатывая конверт. — Не смеши. Гисборн, я же тебя знаю уже не первый год. Ты...
Шериф осекся и внимательно осмотрел Гая.
— Кстати да, я знаю тебя не первый год, и кроме Мэриан тебя никто больше не интересовал. Но даже тут, в Ноттингеме, поговаривают, что у тебя интрижка на стороне, а нашу прелестную леди ты используешь как ширму, прикрытие...
Гай поперхнулся. Вот же языкастые сплетницы! Интрижка... С таким братом, хоть и сводным, никаких интрижек не нужно, времени банально не хватает, только и успевай выдирать его из очередного приключения, в которое он вляпался.
— Да... — сказал он и шагнул ближе к Вейзи, стараясь незаметно заглянуть в письмо. Ну, хоть знать, что он там успел написать и в чем успел признаться! Впрочем, Вейзи удовлетворил любопытство Гая полностью, начав читать вслух.
В лиловых сумерках разлита тишина,
Звенящим льдом застыли запахи и звуки,
Боль разрывает сердце от разлуки
С тобою. Не твоя вина,
Что я отравлен проклятой любовью,
Душа моя огнем опалена.
Крик рвется с губ, но только тишина
Звучит в ответ. И память острой болью...
Гай поперхнулся второй раз. Стихи были написаны от лица мужчины. Видимо, Гуд хотел сначала позлить Вейзи, но тот почему-то благосклонно воспринял признания в нежной страсти, и Робин продолжил игру. Сволочь он, а не брат, хоть и...
— Ты хочешь сказать, что это твои стихи, Гисборн? — ласково поинтересовался Вейзи.
— Мои, — не моргнув глазом, соврал Гай. Алан, засранец, пел эту балладу собственного сочинения не далее как вчера вечером, Гаю даже понравилось. Баллада была о несчастной любви. К девушке, понятное дело. Не к шерифу же!
Ей вторит в темноте. Клеймом на сердце — имя.
Ты — мой безумный сон, ты — яд в моей крови.
Мне нет спасенья от моей любви,
Забыть хотел, но помню и поныне...
Вейзи, дочитав, вздохнул. Гай перевел дух и неловко обнял его.
— Я люблю вас шериф. В смысле, любил... и люблю, да, но уже по-другому. Как отца. Я не буду вам докучать своими чувствами. Больше никаких писем. Клянусь, это было последним. Я... я хотел попрощаться. Мы мужчины и...
Вейзи отстранился и хитро глянул на Гая:
— Я решил, что подарю тебе одну ночь любви в награду за упорство. Приходи завтра, буду ждать здесь после полуночи.
И вот сейчас, трясясь в седле, через которое был перекинут тюк с нехитрыми пожитками, Гай Гисборн, черный рыцарь, думал о том, что не так и плохо будет жить в лесу с шумными, дикими и неотесанными разбойниками. Все лучше, чем такие подарочки от Вейзи. А все Робин. Брат называется, хоть и сводный.
Название: Выбор
Автор: Аккара
Бета: fandom Robin Hood 2014
Канон: Robin Hood BBC
Размер: мини, 1460 слов
Пейринг/Персонажи: Гай Гисборн, фоном Робин Гуд
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: что сложнее — попросить прощения или простить самому?
Предупреждение - Обоснуя тут нет. Автор хотел поставить героев в такое положение в таком антураже и посмотреть как они себя воведут. К канону данная фигатень не имеет никакого отношения.
Холодно, сыро, темно и снова холодно... Это единственное, о чем думалось. Гай забился в дальний угол пещеры, прижался спиной к каменной стене и, насколько возможно, закутался в драный плащ. Тепла от него было немного, но хоть какая-то иллюзия защиты.
Попав в заточение, он поначалу пытался выбраться, строил планы, думал о побеге, даже отмечал дни, процарапывая на стене черточки, однако быстро запутался. Окон здесь не было, и смену дня и ночи проследить удавалось не всегда. Иногда тюремщики оставляли горящую лучину, а иногда словно забывали, что пленнику тоже необходим свет. Время шло, и он начал понимать, что выхода отсюда нет. И не будет. Сам он не справится с цепью и охраной, а шериф не торопился спасать помощника. На смену мыслям о побеге постепенно пришли мысли о самоубийстве. Он даже попробовал воплотить задуманное, разрезать запястья об острый камень, который нащупал на полу пещеры, но потерял сознание от боли. А когда охрана нашла Гая в луже крови, его наказали, как простолюдина — привязали к лавке и высекли.
Гуд предупредил, что не даст ему умереть, что бы тот ни пытался сделать. Если будет нужно, распнет у стены. А еще лучше — пустит позабавиться с ним своих ребят. Те давно уже страдают без женской ласки, а за неимением женщин сгодится и он. В конце концов, после нескольких месяцев вынужденного воздержания и пары пинт пива даже задница рыцаря покажется привлекательной. Особенно задница такого рыцаря, как Гисборн.
Угроза подействовала. Гай больше не пытался наложить на себя руки. Перспектива стать подстилкой для грязных бродяг пугала больше, чем вероятность всю оставшуюся жизнь провести в каменном мешке.
Гай не помнил, как попал сюда. Последнее, что осталось в памяти — это в Дирфилде. Его отряд нарвался на засаду, нескольких стражников ранили, и он приказал отступать, а сам остался. Точнее, погнался за Гудом и в азарте погони не заметил ловушку. Потом был удар и темнота, перемежаемая вспышками боли и тряской. Ну а дальше — холодная камера с толстой дубовой дверью, цепью в полтора метра и охапкой соломы в углу. Дверь, кстати, была новехонькой, даже петли не скрипели, а это значит, что Гуд заранее готовил тюрьму для врага. Это было не сиюминутное решение, а продуманный и мастерски воплощенный в жизнь план.
Но сегодня что-то изменилось, что-то пошло не так, как обычно, Гай это почувствовал сразу, увидев в свете факела, как зябко кутается в плащ его тюремщик, прикрывающий за собой тяжелую дверь.
— Похоже, ты мерзнешь, — Гай больше не ерничал, и Робин невольно ответил, хотя обычно не удостаивал пленника разговорами. Заходил в камеру, смотрел на прикованного у стены врага, кидал ему, словно псу, кусок хлеба и мех с водой и выходил.
— Да. Холодно. Середина осени уже.
Гай кивнул, сопоставляя даты.
— Значит, я тут уже больше месяца. И ни одна собака не ищет.
Робин только плечом повел, избегая смотреть ему в глаза. Он не сказал Гаю, что не искали его лишь потому, что на камнях у излучины Трента нашли обезображенный до неузнаваемости труп. Робина до сих пор мутило, когда он вспоминал, как они переодевали труп какого-то бродяги в одежду Гисборна, а потом Мач камнем разбил покойнику лицо, превратив в кровавое месиво.
— Зачем тебе это? Ну, хорошо, ты хотел меня унизить, ты этого добился. Ты даже ведешь Мэриан к алтарю. Может, хватит уже? Гуд, будь мужчиной и покончи со всем, — голос Гая звучал глухо, и безнадежности в нем было куда больше, чем страха.
Робин сел напротив него, прямо на сырой пол. Молчание затянулось, и каждый думал о чем-то своем. Наконец, Робин задал вопрос:
— То, что ты делал на службе шерифа... У этого была причина, да? Ты хотел, чтобы я чувствовал все, что чувствовал ты? Ты лично мне мстил. Так?
Гай удивленно поднял бровь.
— Надо же. Ты понял. А ведь не умел думать о других, только о себе. Ты так хотел быть лучшим во всем, лучше всех, что напрочь забыл о такой мелочи, как люди вокруг тебя. Великий Робин Гуд. Защитник угнетенных и обиженных! Борец за добро и справедливость! Но дело не только в тебе. Дело еще и в твоем отце, и в моей матери, и во мне.
Робин поморщился.
— Сколько патетики, Гисборн. При чем тут мой отец?
Гай фыркнул, словно породистый кот, которого заставили наступить в дерьмо.
— Надо же, а я думал, ты знал. Нет? Твой отец и моя мать были любовниками. Думаешь, почему твой папаша был таким щедрым и позволил моей семье остаться на своих землях, после того, как пришло известие о смерти моего отца, а? Да все поэтому. Только вот если он и был добр к моей матери, то чужие дети ему были не нужны. — Гай судорожно вздохнул, закашлялся, но продолжил: — Помнишь, праздник, огненное колесо и свой "великолепный выстрел"?
Робин помрачнел и медленно кивнул.
— Гисборн, мы были детьми... Я был ребенком.
— Да, но повесить хотели меня, а не тебя. Ты сбежал, и все решили, что стрелял я. Подумай Локсли, подумай и честно скажи, допустил бы твой отец казнь собственного сына? Пусть даже тот и был виноват в гибели крестьянина, а?
Робин отвел взгляд, но Гай наклонился к нему, и Робину ничего не осталось, кроме как взглянуть ему в глаза.
— А против того, чтобы повесили меня, он не возражал... Твой отец отнял у меня все, — слова хлестнули, как пощечина, и Робин вспомнил тот день в мельчайших подробностях. А ведь так старался забыть, убедил себя, что ничего этого не было, как не было и Гая Гисборна, и его сестры, и их матери.
— Все отнял... Даже меня самого. Ты, мальчик, который не знал, что такое голод, холод и лишения. Ты не знаешь, что такое — выживать. Как же, великолепный граф Роберт Хантингтон, любимец женщин, детей и собак. Воевал вместе с королем Ричардом и даже спас ему жизнь. Герой! — Гай невесело рассмеялся. — И мир для тебя в розовом цвете. По щелчку в руки падает все.
Робин аж приподнялся.
— Гисборн, ты что, в самом деле так думаешь? Ты считаешь, что все эти годы я только и делал, что ел с золотых тарелок серебряными вилками, да не абы что, а деликатесы с королевского стола?
— Судя по всему, ты не бедствовал, — желчно заметил Гай. — Да и невесту себе не бедную присмотрел. Вы отличная пара, нарцисс и фиалка на берегу зеркального озера, — он неожиданно вздохнул. — А ведь я и правда ее люблю. А ты? Ее ли ты любишь или свою любовь к ней?
В тесной камере вновь воцарилось молчание. В конце концов, Робин поднялся и, наклонившись, отомкнул замки на оковах Гая.
— Идем.
Встать у Гая получилось с третьей попытки. Но все же он самостоятельно дотащился до выхода. Месяц заключения не пошел ему на пользу. А кому бы пошел? Робин внутренне содрогнулся, увидев, в каком Гай состоянии. Дело было даже не в грязи, покрывавшей кожу и волосы, болезненной худобе, рвущемся из груди сухом кашле или ветхих тряпках, которые выдали ему разбойники взамен отнятой одежды. А в том, как он жадно дышал, пил чистый воздух, словно дорогое вино, как подслеповато щурился на яркое по-осеннему солнце. И еще в его улыбке.
— Не думал, что увижу снова что-то, кроме каменных стен. Теперь даже не буду заикаться о последнем желании.
"А ведь он не шутит, серьезен, не ерничает и не пытается поддеть". Робину на несколько секунд стало страшно. Страшно, потому что он поступил так же, как и его отец. Когда-то, ради женщины, ради своей любви к ней, ради своего счастья он сломал другого, уничтожил его. Дело не в Англии, не в короле Ричарде, не в том, что важно и нужно бороться против тирана и узурпатора Джона. Нет, Робин хотел расправиться с Гисборном только по одной причине. И эта причина была не в том, что Гай покушался на короля и помогал шерифу. Причиной была Мэриан. Его Мэриан, которая едва не вышла за Гая замуж. Мэриан, которая видела в нем хорошее и могла полюбить его. И за одно это Робин готов был убить Гая, сломать его, унизить и растоптать. Только за тень любви Мэриан. За так и не полученную Гаем возможность счастья.
Они медленно шли к лесу, Гай, шагая рядом с Робином, не делал попыток сбежать, не нападал и даже не оскорблял в своей извечно надменной манере. Со стороны могло показаться, что два старых приятеля отправились на утреннюю прогулку.
Углубившись в заросли, Робин свернул на едва приметную тропинку, и вскоре они, миновав поваленное дерево, вышли к раскидистому дубу. Гай привалился спиной к стволу, а потом осел на палые листья.
— Романтично. Прямо достойно отдельной баллады. Грозный Робин Гуд убивает злейшего врага под старым дубом.
— Ты хочешь о чем-то попросить? — Робин, сняв с плеча лук, вынул из колчана стрелу.
— Сделай все быстро. Говорят, ты можешь попасть в сердце соколу.
Гай кое-как поднялся и закрыл глаза.
Стрела, свистнув, вонзилась в кору рядом с его ухом.
— Уходи. Сейчас.
Но Гай, вместо того, чтобы бежать, шагнул к своему пленителю и палачу.
— Почему? Гуд... почему?
Тот покачал головой.
— Я мог бы сказать, что не хочу марать руки. И ты бы мне поверил.
— Но на самом деле?.. — Гай выжидающе смотрел на него. — Что ты скажешь вместо этого?
— Что мне есть, за что просить прощения, Гисборн. А уж прощать или нет — выбирать тебе.
читать дальшеНазвание: Второй шанс
Автор: Аккара
Бета: fandom Robin Hood 2014
Канон: Robin Hood BBC
Размер: мини, 3084 слова
Персонажи: Гай Гисборн, Робин Гуд, Мач, Джак, Мэриан Найтон, шериф Вейзи
Категория: джен
Жанр: мистика, ангст, приключения, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: пусть война и проиграна, и через несколько дней в Ноттингем прибудут войска принца Джона, но в этой маленькой битве они победили, а потом — потом они разберутся со всем
Примечаени/Предупреждение: АУ, мистика, болезнь Гая мистического свойства.
Впервые Гай увидел ее в середине лета. Пресвятая Дева, как она была хороша! Белоснежная, словно утренний туман, кобыла вышагивала, горделиво вскинув по-щучьему узкую голову и высоко поднимая ноги. Она будто танцевала в первых лучах солнца под слышную лишь ей одной музыку, черные ноздри раздувались, в темных глазах отражались блики заходящего солнца. Она то поднималась на дыбы, то мчалась галопом по полю, то вдруг резко останавливалась, чтобы тут же отпрыгнуть в сторону. Тут и простак залюбуется и невольно подумает о баснословной сумме, в которую счастливому владельцу обошлась эта кобылка. А Гай простаком не был и прекрасно понимал, сколько такая лошадь могла стоить, как понимал и то, что ни у кого из крестьян отродясь не водилось таких денег.
Ближе к осени даже леди Мэриан, которая мало обращала внимания на то, чем занят ее жених, и где он пропадает, встревожилась. Слухи о том, что Гай Гисборн охотится на призрак, достигли Ноттингема. Правда, одни только стражники, посмеиваясь, считали предмет страсти Гисборна призраком. Крестьяне называли кобылу воплощением Эпоны, матери всех лошадей, богини-покровительницы лекарей.
— Накажет его богиня, ох как накажет, — шептались торговки и плевали вслед Гисборну, проходившему мимо них с отсутствующим видом. Он не замечал ни плевков, ни проклятий.
— Гиззи! Чего расселся, сейчас ребята придут. Вали подальше от костра, это только я такой небрезгливый да еще Робин, остальные, знаешь, рядом с тобой находиться не желают.
Мач улыбался — неприятно, нехорошо. Гай уже привык к этой усмешке и к пренебрежительному "Гиззи"; ни то, ни другое не вызывало у него раздражения. По крайней мере, Мач его не жалел. Дразнил, мог пнуть или толкнуть, ненавидел люто, и за эту ненависть Гай был оруженосцу Робина благодарен. Невыносимо, когда тебя, гордого рыцаря, начинает жалеть горстка полуголодных чумазых крестьян. Невыносимо видеть, как Джак протягивает ему кружку с целебным отваром, но сама старается не глядеть в пока еще не покрытое страшными пятнами лицо. Невыносимо смотреть в глаза Робину. Он сочувствовал Гаю, ему было искренне жаль, он хотел бы все исправить — но не мог. Единственное, что было в силах вожака разбойников — это дать ему приют в лесу. Не прогнать от костра, не отшатнуться, как сделали все, кому Гай хоть как-то доверял.
— А ведь тебя же похоронили, Гиззи. Много народу было на похоронах? Ты так и не рассказал, — Мач уселся в сторонке и принялся зачищать заготовки под стрелы, насмешливо поглядывая в сторону Гая. — Небось и гроб бархатом обили, и невеста плакала. Только вот что-то недолго она проплакала, птичка наша, леди Мэриан. Уже вовсю перед Робином хвостом крутит. Не ревнуешь?
Гай покачал головой. Он мало говорил — не потому, что гордость не позволяла, а потому, что голос уже не принадлежал ему. Каждое слово давалось с трудом и болью, в горло будто насыпали толченого стекла, которое кололо острыми иглами, резало, царапалось.
— Робин говорил, что похороны удались на славу. А поминальный ужин и того лучше.
Гай неожиданно развеселился. Мач удивленно смотрел, как кривились его губы в подобии прежней кривой ухмылки, когда он тяжело выплевывал слово за словом:
— Вот где был весь цвет. В серебре и золоте. Зря Робин не посетил великое собрание. Зря оказался таким порядочным.
— А знаешь, он и правда очень порядочный, — Мач сдул с заготовки древесную стружку. — Честь у него, совесть. Понимает, что в первую голову пострадают его крестьяне невинные, если он сам до шерифа доберется. Так бы уже давно этого мерзкого старикана порешил.
Гай кивнул, уставившись на свои руки, перебинтованные грязными тряпками:
— Знаю.
Разговор прервали голоса – разбойники вернулись с вылазки. Скоро у костра станет шумно и весело. Гай же обычно уходил под дальние деревья, ближе к лошадям. Они единственные его не сторонились, не боялись. Выпрашивали ломоть хлеба или еще какое угощение, трогали мягкими губами, фыркали в ухо, и дела им не было до того, что он живой труп. Кто бы мог подумать, что славный рыцарь будет ходить за лошадьми лесных бродяг, чесать им жесткие гривы и выбирать репьи из хвостов. Гай часто ловил себя на мысли, что на самом деле ему это нравится — нравится куда больше, чем война, убийства и всякие интриги. Да, неисповедимы пути...
Ближе к ночи, когда костер прогорел, а люди разошлись на ночлег, к Гаю явился Робин — с миской похлебки, куском хлеба и кружкой целебного отвара. Джак поручила эту миссию ему — что ж, этого стоило ожидать. Нервы у девчонки крепкие, как корабельные канаты, но она знала, что проказа заразна, и не хотела рисковать здоровьем будущего ребенка.
— Ты нас сторонишься? — Робин выглядел обиженным. Смешно — словно время потекло вспять и перед Гаем снова тот десятилетний мальчишка с луком в руках, лучший стрелок на всем свете. Тот, что купался во всеобщем обожании и не понимал, как можно намеренно избегать его общества. Вот уж не думал Гай, что его желание побыть в одиночестве может быть истолковано именно так. "Сторонишься", надо же! Сказать прокаженному, что он сам намеренно сторонится общества!
— Или тебе Мач наговорил чего? Я ему скажу!
— Угомонись, — Гай принял миску и кусок хлеба, мелко накрошил в жидкое варево и не спеша принялся за еду. — Ничего он мне не сказал такого, о чем я и сам бы не знал.
И все же, не удержавшись, спросил:
— Джак не пришла, потому что начала бояться?
Робин покачал головой и усмехнулся:
— Нет, сочла, что нам с тобой есть о чем поговорить, Гай.
Он уже давно звал его по имени, а Гай все никак не мог пересилить себя. Не мог назвать еще не друга, но уже и не врага — "Робин".
— Дело же в Мэриан? — Робин стал неожиданно серьезен. — Я...
Гай не смотрел ему в лицо, молча подбирая хлебной коркой густое варево из миски. А Робин ждал ответа. Гаю слишком хорошо был знаком этот упрямый взгляд, и он понимал, что Робин не уйдет, пока не добьется своего. Так что пришлось отвечать.
— Нет. Давно уже нет. Я мертв, Гуд, она теперь свободная женщина. Вправе выбирать, с кем встречаться и кого любить.
А вот была ли любовь? Гай подумал, что любовью их противостояние с Мэриан и назвать-то было сложно. Она, своенравная, капризная, привыкла быть в центре событий. Свободная, как та белая лошадь, что принесла Гаю только несчастье. Увидев ее, он понял, что Мэриан — самый желанный приз, а когда не получилось добиться лаской и подарками, использовал шантаж и грубость. И, тем не менее, она не уходила. Их отношения все тянулись и тянулись, напоминая затейливый и довольно бессмысленный танец. Шаг вперед — она отходит, он отступает — она делает шаг к нему.
— Иди спать, Гуд. Иди спать.
Утром Робина разбудили смех и крики. Его друзья дурачились, словно малые дети, и он подумал, что день, начавшийся с веселья, будет добрым.
Однако добрым день быть перестал почти сразу после завтрака. Гай исчез. Пропал, словно растворился в лесной чаще. Лошади были на месте, его нехитрые пожитки тоже, а вот он сам...
— Ушел ночью и оружие забрал, — Джак, покачав головой, посмотрела на Робина, а потом перевела взгляд на Мача. Тот поднял руки, словно защищаясь:
— Эй! Что вы на меня смотрите, не трогал я Гиза! И не выгонял! Ну, подумаешь, ушел прокаженный, эка беда, без него лучше. Что вы так переполошились? Еще несколько месяцев, и нам пришлось бы его смердящий труп прикопать где-нибудь у старых шахт, так его туда еще отнести нужно! Кто потащит? Ты, Робин? Ты, Джак, а, может, ты, Джон? — он по очереди ткнул в каждого. — Нет, Джон и так боится, ты, Робин, сочтешь это ниже своего достоинства, а ты, Джак, носишь под сердцем ребенка! И кто остается? Я да Уилл. А нам оно надо?
Робин, ни говоря ни слова, ударил Мача. В первый раз он поднял руку на того, с кем прошел огонь и воду, того, кто прикрывал ему спину в бою и подставлял плечо. От язвительности Мача не осталось и следа — он по-настоящему испугался. Впрочем, было чего испугаться. Сейчас Робин ни капли не походил на того обаятельного парня, защитника слабых, рыцаря до мозга костей, каким его знали друзья. Мач всегда относился к нему немного снисходительно. Как же, Робин — создание возвышенное, хоть и крестоносец, который едва ли не купался в сарацинской крови. Один пропадет, его защищать нужно, беречь, кормить... Кто он без верного оруженосца? Да никто! Мач был свято уверен, что историю за спинами господ вершат слуги и что слуги же направляют господ. Только вот сейчас, растянувшись на палой листве, Мач впервые начал осознавать, что всему есть предел, и что Робин долго терпел не потому, что уважал мнение оруженосца, а потому, что не хотел обижать его.
Куда направился Гай, не составило труда выяснить. В замок, конечно же. Робин и не думал, что Гай слушает их разговоры и все запоминает. И про подземный ход, которым разбойники собиралась попасть в Ноттингем, минуя охрану, и обчистить казну шерифа. И про то, что план был провальным. Незаметно войти они бы смогли, а вот выйти... Но Гай-то и не рассчитывал вернуться оттуда живым.
"Ох, Мач, Мач, что ты наделал, о чем ты думал, отпуская Гисборна на верную смерть? О том, что все только вздохнут с облегчением, убедившись, что один скорпион ужалил другого? Хотел как лучше, получилось как обычно".
— Гая нужно остановить, — Робин, забросив за спину колчан со стрелами и перехватив лук, взлетел в седло быстрее, чем друзья успели возразить.
В памяти всплыл тот, самый первый разговор. Робин наткнулся на Гая в лесу. Рыцарь, завернувшись в плащ, стоял на обрыве и смотрел вниз, в темные воды Трента, словно размышляя, прыгнуть ему или все же отступить. Робин тогда не размышлял ни секунды. Он схватил Гая за пояс, когда тот уже сделал шаг вперед, и они вдвоем покатились по мокрой от дождя листве.
Гай разбил ему губу и бровь, синяки потом сходили дюжину дней. Робин, не оставшись в долгу, своротил Гаю породистый нос, и Джак ругала обоих, врачуя их раны. Даже странно — это была их первая и последняя драка. Вражда утихла, словно Гай и правда умер, а вместо него появился совсем другой человек — мягче, спокойнее. Этот новый Гай знал массу интересного, хорошо ладил с животными, мог и умел рассказывать о лошадях бесконечно. Только вот с людьми он по-прежнему не уживался. Волк в своре охотничьих собак. Вроде и тоже собака, да только совсем чужая, чуждая.
В ту первую ночь они говорили долго, и Гай рассказал все — то ли потому, что Робин не пожалел выпивки, то ли потому, что держать в себе накопившуюся боль уже не было сил. Рассказал про белую лошадь, про то, что хотел поймать ее и подарить Мэриан — лошадь, достойную леди, прекрасную, как она сама. И про то, как не смог добиться любви женщины, которая заявила, что любит другого, и, разозлившись, едва не лишил ее жизни, унизил и оскорбил. И про то, как стрелял в красавицу-кобылу, потому что гнев требовал выхода. А еще рассказал про знахарку, в чьем доме увидел свою стрелу. Она помогла раненой лошади, залечила рану, а стрелу оставила, то ли по рассеянности, то ли назло. Гай решил, что назло, тогда он думал именно так, потому что ярость затопила его, словно черная бурлящая смола, раскаленным потоком выжигая все человеческое.
— Она прокляла меня перед смертью. Назвала нелюдем. Сказала, что не место такому, как я, среди людей, и что все отвернутся от меня. И она была права. Действительно — нелюдь. Раскаяния я тогда не чувствовал, вообще ничего не чувствовал, кроме гнева и злости.
Робин тогда промолчал. Искать такому поступку оправдание? Нет, оправдания таким вещам найти нельзя. Но Гай пожалел, — пусть и поздно, пусть это не вернет ту женщину, — пожалел о содеянном зле, а значит кидать в него камни, когда он и так наказан, недостойно.
Странно — Мэриан говорила, что видит в Гае хорошее, а Робин не верил. Но вот сейчас хорошее в нем видит Робин, а Мэриан поступила так же, как мать Гая. История сделала виток, и все вернулось на круги своя. И снова Локсли, красивая женщина и Гисборн. Снова этот треугольник, только вот Гай оставил борьбу, и Робин последовал его примеру. Женщина не стоит любви, если слова "в горе и в радости, в болезни и в здравии" остаются для нее только красивой свадебной клятвой.
Как Робин ни спешил, он все равно не успел. Гай был уже в замке, и ему осталось только безмолвно взвыть, глядя в отваленный от входа в подземелье камень и пустой черный коридор впереди. Идти туда, вмешаться — значит поставить под угрозу не только свою жизнь, но и жизни людей, зависящих от него. Гай не знал, что сказала перед смертью сестра шерифа, не знал, что, если Вейзи умрет, от Ноттингема не останется камня на камне — такое слово принц Джон держать умеет. И если Робин появится в замке, принцу Джону непременно доложат — нет, не о прокаженном, а о нем, о Робин Гуде, о графе Хантингтоне, который не внял предупреждению. Но остаться, не вмешиваться, позволить Гаю самому сделать грязную работу — значит предать друга.
— Друга? Ты о ком? — навстречу Робину из темноты вышла Мэриан. Этот ход она ему и показала — поскольку сама часто использовала его, чтобы незамеченной покидать замок. "Ночной Дозорный", очень в ее стиле. Нарядиться в мужскую одежду, взять в руки лук и нести добро во имя справедливости. Смелая Мэриан, смелая и безрассудная девчонка. Робин невольно улыбнулся, оглядывая стройную фигурку, затянутую в серое с серебром.
— Гай. Гай Гисборн, — он даже не стал спрашивать, что она делает в столь поздний час у потайного хода. — Помнишь его?
Мэриан помрачнела, но взгляда не отвела:
— Помню. Он умер. Ты разве не слышал эту печальную историю? Но... — она обвила его шею руками, потянулась за поцелуем, — ты жив, и я жива, и он нам не мешает. Больше не мешает. Робин, ты так давно не приходил, тебя так долго не было, я вся извелась...
Договорить он ей не дал. Отстранился. Оторвал от себя, отступил на шаг:
— Нет.
— Нет? — еще несколько секунд она улыбалась, натянуто, обиженно, сочтя это "нет" неудачной шуткой. Но Робин молчал, разрываясь между тем, чтобы развернуться и пуститься бежать по коридору — или остаться и сказать ей, что больше не чувствует той страсти, того влечения, той любви, которая была между ними.
Но долго выбирать ему не пришлось. В замке замелькали огни, послышалось бряцанье железа, загомонили люди. Робин, оттолкнув Мэриан, пронесся по коридору, едва успев нырнуть под опускающуюся решетку, отсекающую катакомбы от лестницы наверх.
Гай все-таки не сумел остаться незамеченным. Плохо.
— Ты все равно покойник, — Робин, проскользнув на галерею, увидел внутренний двор. Гай был там, люди шерифа, ощерившись алебардами, держали его на расстоянии. Прикоснуться к проклятому не решился никто, но и он сам не мог ни до кого дотянуться мечом. Вейзи, чувствуя себя в безопасности за спинами стражников, издевательски улыбался. — Скажи, мальчик мой, что же натолкнуло тебя на мысль вернуться? Обида? Ну, так что я могу сделать, — он шутовски развел руки в стороны и поклонился, — не я причина твоей болезни. Ты думал, что я оставлю тебя на прежней должности и буду делить с тобой стол и кров? Глупо, я тебе не родня. Впрочем, даже был бы родней — не стал бы так рисковать.
Гай молчал, и Робин понял, что он выбирает момент. Это движение Робин видел не раз: как рыцарь коротко встряхивает кистью, как из широкого рукава рубахи, из пристегнутых к запястью ножен в ладонь ложится острый клинок, а потом еще одно, короткое, точное и почти неуловимое движение — и вот уже смертоносная сталь летит в центр мишени. Он ведь часто так делал, Гисборн. С того самого момента, как попал в лагерь, как попросил у Джак ее ножи, он тренировался. Не Робин убедил его жить, но Робин предложил цель, ради которой стоило жить.
Время замедлилось, Робину казалось, что оно совсем остановилось. Он видел, как Гай все же улучил мгновение для единственного броска, видел, как глаза Вейзи потрясенно выпучились. А потом шериф схватился за горло, захрипел и повалился на каменные плиты. Стража, лишившись указующего перста, в замешательстве замерла. Гай отступил и, развернувшись, кинулся бежать. Его не преследовали.
— Робин Гуд! — крик стражника вновь запустил время. — Шерифа убил Робин Гуд!
Нет, Робина не заметили, но для всех, кто был во дворе и не помешал покойнику убить Вейзи, рассказать, что это сделал Гисборн, значило признать его живым. Признать, что не ходячий труп бродит по Шервуду, а живой человек, которого выбросили, как ненужный мусор. И что на месте Гисборна вполне может оказаться любой из них.
Робин, чертыхнувшись, последовал за Гаем. Догнал он его уже у решетки. Гай выглядел так, что на него страшно было смотреть. Он еле стоял на ногах, и Робину пришлось подставить ему плечо.
— Какого черта, Гуд! Ты что тут делаешь? — он не говорил, хрипел. — Ненормальный щенок! Беги отсюда!
Робин только коротко хмыкнул и потащил Гая по коридору. Они выбрались, Вейзи мертв, и как бы дальше ни сложилось, они победили. Пусть война и проиграна, и через несколько дней в Ноттингем прибудут войска принца Джона, но в этой маленькой битве они победили, а потом — потом они разберутся со всем!
Они добрались до лошадей, и Робин почти поверил, что им удалось уйти. Почти — потому что увидел, как расширились глаза Гая, понял, что тот увидел опасность, но не успел сказать...
Не успел?..
Робин почувствовал рывок, и тяжелое тело дернулось в его руках. Гая швырнуло вперед, но Робин все же успел его поймать за секунду до падения. Под левой лопаткой рыцаря торчала стрела. А тот, точнее, та, что послала эту стрелу, стояла в пяти шагах от них.
— Мэриан...
Вот кого увидел Гай. Робин стоял к ней спиной и не заметил, как Мэриан целила в него. Единственное, что успел сделать Гай, это поменяться с ним местами. Развернуть, защищая Робина собой, принять посланную стрелу.
— Зачем? — он все еще не верил, что она способна была выстрелить в него. Не верил, что она всерьез хотела его убить. — Мэриан... почему?
Она уже клала на тетиву новую стрелу:
— Потому что я думаю о людях, Робин. Потому что будет много жертв. Принц Джон сотрет здесь все с лица земли. Скоро тут воцарится ад... если только не предъявить ему тело убийцы шерифа. Ничего личного.
И правда, ничего личного. Поступила бы она так же, если бы он четверть часа назад не сказал, что между ними все кончено? Робин хотел спросить, но...
Белое. Все такое белое и чистое. И пахнет горькой полынью, холодит мята. Рай это или преддверье ада? Может быть, именно сюда, в это место, где нет ничего, кроме белого тумана, попадают все грешники? Растворяются в нем, растворяются и исчезают.
Гай Гисборн лежал в этом белом мареве и думал, что ему все же удалось спасти этого бестолкового мальчишку. Удалось сделать напоследок что-то хорошее и, возможно, Гуд... нет, Робин когда-нибудь, рассказывая внукам о славном разбойнике Робин Гуде, упомянет и Гая Гисборна, который, в общем, тоже был неплохим парнем.
Гай улыбался. На душе было легко, светло, и смерть ему не казалась такой уж страшной штукой. А потом его лба коснулись мягкие лошадиные губы.
— Ты готов?
— Готов, — он поднялся с земли и погладил белоснежную лошадь по крутой шее.
— Идем, рыцарь.
Они шли сквозь туман, через лес, удаляясь от странного темного замка, теней мужчины и женщины, огней и криков.
— Сэр Гай! Сэр Гай! — окрик оруженосца вывел Гисборна из оцепенения. Он зевнул, выпрямился в седле и тряхнул головой. — Ноттингем! Мы почти приехали!
По полю пронеслась белоснежная кобылица. Гай улыбнулся, подобрал поводья и пустил коня галопом.
— Не каждому дается второй шанс. Обещаю, что этот я использую с толком.
До встречи с Робином Локсли, графом Хантингтоном, оставалось всего ничего. Четыре зимы и три лета.
Название: Почтовый голубь
Автор: Аккара
Бета: fandom Robin Hood 2014
Канон: Robin Hood BBC
Размер: мини, 1118 слов
Персонажи: Гай Гисборн, шериф Вейзи и корень зла в лице Робина Гуда
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: если садишься играть в кости с Робином Гудом, уточняй ставки, а то может получиться как обычно, а не как хотелось бы
Примечание: автор знает, что в английском языке нет специальной формы обращения в письменной речи от мужского лица, но ради сюжета несколько погрешил против истины
Гай терпеть не мог зиму. Холодно, мерзко, скользко. Ночью брехливым псам вторят перебравшиеся поближе к людям волки. Только те не брешут, а поднимают вой. И так на душе мерзко, а тут еще их рулады при полной луне. Самому впору завыть, жалуясь на несчастную судьбу, пославшую такого брата, пусть и сводного. Однако родню не выбирают.
Гай трясся в седле и обдумывал, что же он скажет Робину. Если честно, сказать Гаю было что, и не высоким штилем, а банальной площадной бранью, да такой, что любой крестоносец обзавидуется. Впрочем, он был уверен, что вожак разбойной братии, он же легенда Англии, перво-наперво расхохочется ему в лицо и скажет, что так и знал!
Еще бы он не знал... Чья идея была, спрашивается?
Все началось осенью, когда Гай, не иначе как спьяну, сел играть в кости со сводным братом, не договорившись заранее о ставке. Вечное невезение не изменило ему: мало того, что проиграл, так еще и отрабатывать проигрыш Робин его заставил так, что впору за голову схватиться. Но уговор есть уговор, деваться было некуда, и Гай согласился поработать почтовым голубем. В смысле, подбрасывать шерифу некие письма. Что было в письмах, Гай не представлял. Но, судя по изящным виньеткам почерка, явно стилизованного под женский, и убийственному аромату духов (он предпочитал не думать о том, где Робин их брал в своем лесу), вряд ли это были анонимные угрозы.
Первое письмо Вейзи нашел под дверью своих покоев. Он тут же вызвал Гая и, глядя ему в глаза, спросил, не в курсе ли тот, кто принес сие послание и что это вообще такое.
Гай протянул руку за письмом и невинно поинтересовался, можно ли прочесть, прежде чем делать какие-либо выводы. Шериф письмо не отдал, видимо ожидал другой реакции — например, уверений, что он, Гай Гисборн, видит эту бумажку впервые в жизни. На том дело и закончилось. Содержание письма так и осталось для Гая тайной.
С тех пор прошло уже три месяца. Гай отвез из Шервуда в замок не меньше трех десятков писем. Вейзи ждал каждого с нетерпением, а ему приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы незаметно подбросить их и при этом не попасться. Шериф с поистине маниакальной настойчивостью пытался вычислить автора этих эпистол.
Все было хорошо, пока Вейзи играл в сыщика, допрашивал слуг, стражников и леди Мэриан, а Робин, пользуясь тем, что его бурная энергия направлена в другое русло, преспокойно занимался своими делами. Но сегодня все пошло не так. Исчерпав возможные места, где можно оставить письмо, чтобы на него наткнулся сам шериф, а не кто-то из слуг, Гай проник в спальню Вейзи.
Сложенное квадратом письмо он водрузил на подушку, вынул из кармана склянку с духами, позаимствованную у Мэриан (без спроса, конечно же), и щедро полил ими и подушку, и конверт. Он уже собирался уходить, и даже дошел до двери, еще несколько шагов — и все позади. Но удача оказалась дамой капризной и показала Гаю свой непривлекательный тыл. Он нос к носу столкнулся с шерифом. Ладно, не нос к носу, разница в росте у них все же была в целую голову.
— Гисборн? — Вейзи втолкнул Гая обратно в спальню. — Что ты здесь делаешь?
Ответа на этот вопрос у Гая не было. Встреча получилось слишком неожиданной, а пути к отступлению он не продумал, как-то в голову не приходило.
— Я...тут... вас искал.
— Ты меня тут искал, пять минут назад расставшись со мной внизу? И чем это так воняет?
Гай замялся и попятился к кровати, пытаясь закрыть спиной место преступления. Вейзи просчитал маневр и, опередив его, подхватил с подушки конверт. — Так... значит, это ты! Говори, кто подбил тебя на такую мерзость!
Гай сглотнул. Во-первых, он понятия не имел, что там в письме, поскольку, будучи человеком порядочным, ни одного не читал. Во-вторых, судя по взгляду Вейзи, ничего хорошего ему не светило независимо от варианта ответа. Шериф славился мстительностью, он и за мелкие проступки мог наказать так, что мало не покажется, а за то, что его водили за нос почти четверть года, мог и убить. Впрочем, что бы там ни было, Гай мог признаться в том, что передавал письма, но тогда шериф прицепился бы с вопросами, от кого он получал послания и почему до сих пор молчал. Выдавать Гуда в планы Гая не входило, брат все-таки, хоть и сводный.
— Это я! — неожиданно для самого себя выпалил Гай и якобы от избытка чувств прижал руку к сердцу — Я писал эти письма, потому что...
— Ты... что, в меня влюблен? — уточнил Вейзи, распечатывая конверт. — Не смеши. Гисборн, я же тебя знаю уже не первый год. Ты...
Шериф осекся и внимательно осмотрел Гая.
— Кстати да, я знаю тебя не первый год, и кроме Мэриан тебя никто больше не интересовал. Но даже тут, в Ноттингеме, поговаривают, что у тебя интрижка на стороне, а нашу прелестную леди ты используешь как ширму, прикрытие...
Гай поперхнулся. Вот же языкастые сплетницы! Интрижка... С таким братом, хоть и сводным, никаких интрижек не нужно, времени банально не хватает, только и успевай выдирать его из очередного приключения, в которое он вляпался.
— Да... — сказал он и шагнул ближе к Вейзи, стараясь незаметно заглянуть в письмо. Ну, хоть знать, что он там успел написать и в чем успел признаться! Впрочем, Вейзи удовлетворил любопытство Гая полностью, начав читать вслух.
В лиловых сумерках разлита тишина,
Звенящим льдом застыли запахи и звуки,
Боль разрывает сердце от разлуки
С тобою. Не твоя вина,
Что я отравлен проклятой любовью,
Душа моя огнем опалена.
Крик рвется с губ, но только тишина
Звучит в ответ. И память острой болью...
Гай поперхнулся второй раз. Стихи были написаны от лица мужчины. Видимо, Гуд хотел сначала позлить Вейзи, но тот почему-то благосклонно воспринял признания в нежной страсти, и Робин продолжил игру. Сволочь он, а не брат, хоть и...
— Ты хочешь сказать, что это твои стихи, Гисборн? — ласково поинтересовался Вейзи.
— Мои, — не моргнув глазом, соврал Гай. Алан, засранец, пел эту балладу собственного сочинения не далее как вчера вечером, Гаю даже понравилось. Баллада была о несчастной любви. К девушке, понятное дело. Не к шерифу же!
Ей вторит в темноте. Клеймом на сердце — имя.
Ты — мой безумный сон, ты — яд в моей крови.
Мне нет спасенья от моей любви,
Забыть хотел, но помню и поныне...
Вейзи, дочитав, вздохнул. Гай перевел дух и неловко обнял его.
— Я люблю вас шериф. В смысле, любил... и люблю, да, но уже по-другому. Как отца. Я не буду вам докучать своими чувствами. Больше никаких писем. Клянусь, это было последним. Я... я хотел попрощаться. Мы мужчины и...
Вейзи отстранился и хитро глянул на Гая:
— Я решил, что подарю тебе одну ночь любви в награду за упорство. Приходи завтра, буду ждать здесь после полуночи.
И вот сейчас, трясясь в седле, через которое был перекинут тюк с нехитрыми пожитками, Гай Гисборн, черный рыцарь, думал о том, что не так и плохо будет жить в лесу с шумными, дикими и неотесанными разбойниками. Все лучше, чем такие подарочки от Вейзи. А все Робин. Брат называется, хоть и сводный.
Название: Выбор
Автор: Аккара
Бета: fandom Robin Hood 2014
Канон: Robin Hood BBC
Размер: мини, 1460 слов
Пейринг/Персонажи: Гай Гисборн, фоном Робин Гуд
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: что сложнее — попросить прощения или простить самому?
Предупреждение - Обоснуя тут нет. Автор хотел поставить героев в такое положение в таком антураже и посмотреть как они себя воведут. К канону данная фигатень не имеет никакого отношения.
Холодно, сыро, темно и снова холодно... Это единственное, о чем думалось. Гай забился в дальний угол пещеры, прижался спиной к каменной стене и, насколько возможно, закутался в драный плащ. Тепла от него было немного, но хоть какая-то иллюзия защиты.
Попав в заточение, он поначалу пытался выбраться, строил планы, думал о побеге, даже отмечал дни, процарапывая на стене черточки, однако быстро запутался. Окон здесь не было, и смену дня и ночи проследить удавалось не всегда. Иногда тюремщики оставляли горящую лучину, а иногда словно забывали, что пленнику тоже необходим свет. Время шло, и он начал понимать, что выхода отсюда нет. И не будет. Сам он не справится с цепью и охраной, а шериф не торопился спасать помощника. На смену мыслям о побеге постепенно пришли мысли о самоубийстве. Он даже попробовал воплотить задуманное, разрезать запястья об острый камень, который нащупал на полу пещеры, но потерял сознание от боли. А когда охрана нашла Гая в луже крови, его наказали, как простолюдина — привязали к лавке и высекли.
Гуд предупредил, что не даст ему умереть, что бы тот ни пытался сделать. Если будет нужно, распнет у стены. А еще лучше — пустит позабавиться с ним своих ребят. Те давно уже страдают без женской ласки, а за неимением женщин сгодится и он. В конце концов, после нескольких месяцев вынужденного воздержания и пары пинт пива даже задница рыцаря покажется привлекательной. Особенно задница такого рыцаря, как Гисборн.
Угроза подействовала. Гай больше не пытался наложить на себя руки. Перспектива стать подстилкой для грязных бродяг пугала больше, чем вероятность всю оставшуюся жизнь провести в каменном мешке.
Гай не помнил, как попал сюда. Последнее, что осталось в памяти — это в Дирфилде. Его отряд нарвался на засаду, нескольких стражников ранили, и он приказал отступать, а сам остался. Точнее, погнался за Гудом и в азарте погони не заметил ловушку. Потом был удар и темнота, перемежаемая вспышками боли и тряской. Ну а дальше — холодная камера с толстой дубовой дверью, цепью в полтора метра и охапкой соломы в углу. Дверь, кстати, была новехонькой, даже петли не скрипели, а это значит, что Гуд заранее готовил тюрьму для врага. Это было не сиюминутное решение, а продуманный и мастерски воплощенный в жизнь план.
Но сегодня что-то изменилось, что-то пошло не так, как обычно, Гай это почувствовал сразу, увидев в свете факела, как зябко кутается в плащ его тюремщик, прикрывающий за собой тяжелую дверь.
— Похоже, ты мерзнешь, — Гай больше не ерничал, и Робин невольно ответил, хотя обычно не удостаивал пленника разговорами. Заходил в камеру, смотрел на прикованного у стены врага, кидал ему, словно псу, кусок хлеба и мех с водой и выходил.
— Да. Холодно. Середина осени уже.
Гай кивнул, сопоставляя даты.
— Значит, я тут уже больше месяца. И ни одна собака не ищет.
Робин только плечом повел, избегая смотреть ему в глаза. Он не сказал Гаю, что не искали его лишь потому, что на камнях у излучины Трента нашли обезображенный до неузнаваемости труп. Робина до сих пор мутило, когда он вспоминал, как они переодевали труп какого-то бродяги в одежду Гисборна, а потом Мач камнем разбил покойнику лицо, превратив в кровавое месиво.
— Зачем тебе это? Ну, хорошо, ты хотел меня унизить, ты этого добился. Ты даже ведешь Мэриан к алтарю. Может, хватит уже? Гуд, будь мужчиной и покончи со всем, — голос Гая звучал глухо, и безнадежности в нем было куда больше, чем страха.
Робин сел напротив него, прямо на сырой пол. Молчание затянулось, и каждый думал о чем-то своем. Наконец, Робин задал вопрос:
— То, что ты делал на службе шерифа... У этого была причина, да? Ты хотел, чтобы я чувствовал все, что чувствовал ты? Ты лично мне мстил. Так?
Гай удивленно поднял бровь.
— Надо же. Ты понял. А ведь не умел думать о других, только о себе. Ты так хотел быть лучшим во всем, лучше всех, что напрочь забыл о такой мелочи, как люди вокруг тебя. Великий Робин Гуд. Защитник угнетенных и обиженных! Борец за добро и справедливость! Но дело не только в тебе. Дело еще и в твоем отце, и в моей матери, и во мне.
Робин поморщился.
— Сколько патетики, Гисборн. При чем тут мой отец?
Гай фыркнул, словно породистый кот, которого заставили наступить в дерьмо.
— Надо же, а я думал, ты знал. Нет? Твой отец и моя мать были любовниками. Думаешь, почему твой папаша был таким щедрым и позволил моей семье остаться на своих землях, после того, как пришло известие о смерти моего отца, а? Да все поэтому. Только вот если он и был добр к моей матери, то чужие дети ему были не нужны. — Гай судорожно вздохнул, закашлялся, но продолжил: — Помнишь, праздник, огненное колесо и свой "великолепный выстрел"?
Робин помрачнел и медленно кивнул.
— Гисборн, мы были детьми... Я был ребенком.
— Да, но повесить хотели меня, а не тебя. Ты сбежал, и все решили, что стрелял я. Подумай Локсли, подумай и честно скажи, допустил бы твой отец казнь собственного сына? Пусть даже тот и был виноват в гибели крестьянина, а?
Робин отвел взгляд, но Гай наклонился к нему, и Робину ничего не осталось, кроме как взглянуть ему в глаза.
— А против того, чтобы повесили меня, он не возражал... Твой отец отнял у меня все, — слова хлестнули, как пощечина, и Робин вспомнил тот день в мельчайших подробностях. А ведь так старался забыть, убедил себя, что ничего этого не было, как не было и Гая Гисборна, и его сестры, и их матери.
— Все отнял... Даже меня самого. Ты, мальчик, который не знал, что такое голод, холод и лишения. Ты не знаешь, что такое — выживать. Как же, великолепный граф Роберт Хантингтон, любимец женщин, детей и собак. Воевал вместе с королем Ричардом и даже спас ему жизнь. Герой! — Гай невесело рассмеялся. — И мир для тебя в розовом цвете. По щелчку в руки падает все.
Робин аж приподнялся.
— Гисборн, ты что, в самом деле так думаешь? Ты считаешь, что все эти годы я только и делал, что ел с золотых тарелок серебряными вилками, да не абы что, а деликатесы с королевского стола?
— Судя по всему, ты не бедствовал, — желчно заметил Гай. — Да и невесту себе не бедную присмотрел. Вы отличная пара, нарцисс и фиалка на берегу зеркального озера, — он неожиданно вздохнул. — А ведь я и правда ее люблю. А ты? Ее ли ты любишь или свою любовь к ней?
В тесной камере вновь воцарилось молчание. В конце концов, Робин поднялся и, наклонившись, отомкнул замки на оковах Гая.
— Идем.
Встать у Гая получилось с третьей попытки. Но все же он самостоятельно дотащился до выхода. Месяц заключения не пошел ему на пользу. А кому бы пошел? Робин внутренне содрогнулся, увидев, в каком Гай состоянии. Дело было даже не в грязи, покрывавшей кожу и волосы, болезненной худобе, рвущемся из груди сухом кашле или ветхих тряпках, которые выдали ему разбойники взамен отнятой одежды. А в том, как он жадно дышал, пил чистый воздух, словно дорогое вино, как подслеповато щурился на яркое по-осеннему солнце. И еще в его улыбке.
— Не думал, что увижу снова что-то, кроме каменных стен. Теперь даже не буду заикаться о последнем желании.
"А ведь он не шутит, серьезен, не ерничает и не пытается поддеть". Робину на несколько секунд стало страшно. Страшно, потому что он поступил так же, как и его отец. Когда-то, ради женщины, ради своей любви к ней, ради своего счастья он сломал другого, уничтожил его. Дело не в Англии, не в короле Ричарде, не в том, что важно и нужно бороться против тирана и узурпатора Джона. Нет, Робин хотел расправиться с Гисборном только по одной причине. И эта причина была не в том, что Гай покушался на короля и помогал шерифу. Причиной была Мэриан. Его Мэриан, которая едва не вышла за Гая замуж. Мэриан, которая видела в нем хорошее и могла полюбить его. И за одно это Робин готов был убить Гая, сломать его, унизить и растоптать. Только за тень любви Мэриан. За так и не полученную Гаем возможность счастья.
Они медленно шли к лесу, Гай, шагая рядом с Робином, не делал попыток сбежать, не нападал и даже не оскорблял в своей извечно надменной манере. Со стороны могло показаться, что два старых приятеля отправились на утреннюю прогулку.
Углубившись в заросли, Робин свернул на едва приметную тропинку, и вскоре они, миновав поваленное дерево, вышли к раскидистому дубу. Гай привалился спиной к стволу, а потом осел на палые листья.
— Романтично. Прямо достойно отдельной баллады. Грозный Робин Гуд убивает злейшего врага под старым дубом.
— Ты хочешь о чем-то попросить? — Робин, сняв с плеча лук, вынул из колчана стрелу.
— Сделай все быстро. Говорят, ты можешь попасть в сердце соколу.
Гай кое-как поднялся и закрыл глаза.
Стрела, свистнув, вонзилась в кору рядом с его ухом.
— Уходи. Сейчас.
Но Гай, вместо того, чтобы бежать, шагнул к своему пленителю и палачу.
— Почему? Гуд... почему?
Тот покачал головой.
— Я мог бы сказать, что не хочу марать руки. И ты бы мне поверил.
— Но на самом деле?.. — Гай выжидающе смотрел на него. — Что ты скажешь вместо этого?
— Что мне есть, за что просить прощения, Гисборн. А уж прощать или нет — выбирать тебе.
@темы: Игры разума, Тексты
Если вы думаете, что ничем не сможете помочь - уверяем, это не так! Дело найдется для каждого.
Как раз сейчас их очень не хватает! Заявки можно оставлять в комментариях к этому посту. 
Это такое Привет))
